Читаем без скачивания Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А может, я влюбилась в него? – подумала внезапно Ингрид. – Да ну не-е-е… Не может такого быть», – тотчас ответила она себе же. И, кажется, себе наврала.
14. Харальд Краснобородый
Утром 12 ноября погода резко испортилась. Лил дождь, смешанный со снегом, в трубах гудел ветер, из Дворца совсем не хотелось выходить. На завтрак мальчики вернулись неопрятно мокрыми. В атмосфере Ингрид почувствовала какое-то беспокойство, но старалась не придавать этому значения.
В перерыве между нумерологией и историей Ингрид с одноклассниками стояла у окна, из которого была видна противоположная стена Дворца. С той стороны находились центральные кабинеты, в том числе и княжеские. Дождь сменился на снег, и мело так, что разглядеть ту стену стоило большого труда. И ничего бы там не заслужило её внимания, если бы не корабль, опускавшийся с неба к галерее княжеских кабинетов. Дракар со спущенными парусами плавно снизил высоту и повис на уровне царского этажа, где отдал швартовые, слегка покачнувшись. Нафан, Хельга, Эдвард, Улав, Артемида прилипли к окнам.
– О-о-о, – протянул Эдвард, – кто приехал!
– Ингрид, смотри-ка! – сказал Нафан.
– Невероятно, кто пожаловал. – Хельга просто прижалась к окну лицом.
– И кто же это? – в недоумении спросила Ингрид.
– Харальд, – дал свой исчерпывающий ответ Улав.
– Тот самый Харальд? Это его корабль? – Артемида пыталась сквозь снежную пелену рассмотреть судно.
Хельга стянула очки на нос и поглядела поверх стёкол не щурясь.
– Да, это точно его корабль.
– Хельга, а ты что, без очков видишь лучше? – заметила тот жест Ингрид.
– Разумеется, лучше.
– А зачем ты тогда их носишь?! – Ингрид перевела вопросительный взгляд на Эдварда, который тоже носил очки.
– А на земле тоже такое носят? – внезапно спросил он.
– На земле уйма людей с поганым зрением. У нас в классе там человек семь носят, в смысле, носили, очки, а ещё где-то столько же не носят, но зрение у них не очень.
– А что, на земле их носят для улучшения зрения? – удивился Эдвард.
– Ну да, а здесь разве не так?
– Вообще не так, – ответила Хельга.
– В Междумирье плохое зрение – большая редкость, если вы об этом, – уточнил Нафан, быстро уловив удивление обеих сторон.
– У нас это называется «ограничитель», – с важным видом сказал Эдвард. – Хотя «очки»… какое красивое и короткое слово. Ёмкое такое. ОЧКИ. Ясно и понятно.
Ингрид не подобрала слов для вопроса, однако весь её внешний вид требовал объяснений.
Хельга подтянула их обратно к переносице и сказала:
– Не знаю, как на земле, но в Междумирье «очки» носят не для улучшения зрения. Есть некоторые магические таланты, напрямую связанные с глазами, да. Или не с самими глазами, но контролируются через глаза. Некоторые со временем легче поддаются контролю, и ограничитель становится не нужен, другие же требуют очков постоянно, чтобы сдерживать их.
– И как определить, что кому-то нужен этот ограничитель?
Эдвард потрогал дужки своих очков.
– Бывает, что ребёнка что-то беспокоит, мать это замечает. Целитель должен посмотреть, что с младенцем. Если это связано с талантом к магии, тогда он рекомендует попробовать ограничитель. Это как будто ребёнок способен ощущать сквозняк или слышать звук, который мешает только ему одному, поэтому нужна дополнительная защита.
– И какие, если не секрет, у вас таланты? – Ингрид смотрела то на Эдварда, то на Хельгу.
– У меня дар, который немного мешает жить, «очки» мне нужны, чтобы как минимум спокойно спать. А Эдвард… – Хельга запнулась, глядя на краснеющее его лицо. – А Эдвард становится слишком хорош в некоторых дисциплинах, и ему ограничитель нужен для того, чтобы… чтобы он был хорош в любых обстоятельствах, а не только под воздействием своего таланта. – Хельга подобрала слова как могла, но вышло только запутанней.
Чтобы снять напряжение момента, Нафан перевёл разговор:
– А кто бы из вас хотел получить какого подручного? – И тут же добавил: – Ингрид, ты наверняка не знаешь, кто такие подручные?
– Нет, не знаю. Помощники, что ли?
– Да. – Эдвард ещё краснел. – Я мечтаю о боевом волке!
– Ингрид, подручный – это чаще всего животное, которое служит лично тебе, является твоим личным помощником, – уточнил Нафан.
– А! Я видела енота у Георга Меркурия! – Ингрид просияла.
– Да, – важно кивнул головой Эдвард, – а у Деметроса Аркелая – стриж, этого все знают. Летает быстро, всех видит, всё знает.
– Лучше всего, если твой фамильяр птица или, например, кот, – мечтательно сказал Нафан.
– Любой подручный хорош. Это ещё зависит от того, какая у него особенность, – сказала Артемида.
– А как вообще подручного выбирают? Кто их раздаёт? – задала вопрос по существу Ингрид, но удар колокола созвал всех на занятие.
Нафан на ходу пытался в двух словах ответить.
– Фамильяра ты призываешь на праздник в честь своего малого совершеннолетия. Все, кому исполнилось четырнадцать полных лет, в этот день призывают своего подручного. Вообще это происходит на переходе из Ликеи в Академию.
Это всё, что он успел сказать ей перед историей.
На уроке Георг Меркурий пригласил Ингрид рассказать о блокаде Ленинграда.
– Итак, сегодня мы можем услышать подлинный рассказ потомка тех, кто пережил одно из самых страшных событий в жизни земного города Петербурга. Как я уже вам рассказывал, последняя сокрушительная атака демонов случилась чуть более полувека назад, когда Междумирье было ослаблено в войне, а на землю проникли демоны Узник и Солдат. Более всего Узник собирал дань в городе, откуда пришла к нам Ингрид. Прошу вас, расскажите классу, как это было со стороны земли.
Ингрид встала и подошла к кафедре, возле которой Георг Меркурий уступил ей место. Она положила перед собой лист, куда по памяти записала ключевые моменты истории, даты, названия и имена. Рядом положила кусочек хлеба в салфетке, подготовленный ещё со вчерашнего ужина, показала классу и рассказала о блокадном Хлебе. Фактов было изложено не много, но Ингрид смогла передать самое главное. Она рассказала о пронизывающем голоде, который лишал рассудка людей, о трескучем морозе зимы сорок первого года, о выдаче хлеба по карточкам, о прорубях на речках и каналах, о смерти – такой обыденной и привычной в те страшные дни, что никто не трепетал перед ней.
– Спасибо, Ингрид, это действительно была хорошая подготовка к уроку. Я ставлю вам отлично. Итак, дорогие мои. Сегодня вы услышали рассказ потомка жертв блокады. Вы как-то спрашивали у меня, что происходит на земле, если мы упускаем одного из демонов. Вот, например, именно такие страшные вещи.
Класс молчал, погружённый в раздумья. Ингрид села на место, пытаясь прислушаться к мыслям, звеневшим в воздухе. Почему – задумалась она – на земле над блокадой её же одноклассники хихикают, смеются над словом «хлеб», а скульптуру на памятнике Героическим защитникам Ленинграда вообще оценивают как обложку похабного журнала? Здесь, в Междумирье, сверстники относились к блокаде гораздо серьёзнее и с большим пониманием, хотя она была от них много дальше, чем от земных её одноклассников. Ингрид уже давно заметила, что каждый из учеников Ликеи намного взрослее земных. Девочке не давали покоя два вопроса: «Почему они здесь не такие, как на земле?» и «Что заставляет их быть такими настоящими?».
Ингрид всмотрелась в их лица: они были задумчивы, со взглядами, обращёнными внутрь. «Прекрасные, похожие на иконы», – подумала она. За окном на землю падали крупные неторопливые хлопья снега, даже свет в классе стал мягким и тёплым.
После урока Ингрид вышла из кабинета вместе с Георгом Меркурием: он обещал ей дать книги по истории Междумирья. На обратном пути она остановилась у большого окна в пол, глядя на воздушный корабль, пришвартованный у княжеской открытой галереи. Её настроение сменилось на тревожное, будто этот белый прекрасный снег, неторопливо опускавшийся за окном, предвещал что-то трагическое. Ингрид повернула в сторону
